Воспоминания о Великой Отечественной войне

У каждой страны в мире есть Национальный праздник — день, когда все граждане ощущают свое единство. В России Национальным праздником является День Победы.

В школах накануне этого дня устраиваются так называемые Уроки мужества. Перед детьми — от мала до велика — выступают ветераны. Рассказывают о «лихих сороковых», о грохоте «Катюш», о том, как писали письма домой и не надеялись прочитать ответ… Учащихся младших классов не оторвать от дедушек, и даже на переменах они осыпают гостей вопросами. Старшеклассники же слушают вполуха. До тех пор, пока в классе вдруг не повиснет немой вопрос: «А что было бы, если бы того «лихого сорок пятого» не было и СССР сдался?»

Ветераны обычно избегают прямого ответа на этот вопрос — для них такого быть не могло. Нынешнее поколение редко задумывается об этом. Однако в сослагательном наклонении, которого не терпит история, ключ к пониманию важности Дня Победы.

На одном из Уроков мужества в подмосковном лицее №187 города Пушкино ветеран-артиллерист Валерий Петрович Ситников, ныне покойный, говорил, несколько обижаясь: «Как же СССР мог сдаться? Ни в жизнь. Это сейчас модно рассуждать по телевизору о Сталине, о политической выгоде, об экономической карте мира. А у солдат, которые лежали в ледяном окопе под обстрелом, таких мыслей не было. Они шли воевать за народ. А народ для них и был государством. Они не разделяли Сталина и народ, понимаете? Никто не кричал, кидаясь в бой: «Я знаю, что это политическая игра, что это повлияет на экономику мира!» Будущее народа было их будущим, будущим их семьи, их друзей… А сейчас вдаются в детали, но не видят главного. Как бы они рассуждали об этих экономиках, если б их самих сейчас, этих говорилок, не существовало? И мира бы этого не существовало…..»

Девятого мая на Красной площади снова пройдет Парад Победы.

Немцы атакаут деревню.

9 мая даже граждане других стран, не имеющие русских корней, но знающие мировую историю, приходят к российскому посольству и отправляют русским ветеранам поздравления. А это значит, что люди понимают, какое значение имело 9 мая 1945 года не только для СССР — для всего мира. День Победы, Национальный праздник России — это еще и праздник того мира, какой он есть сейчас, вместе со всеми экономиками, политиками и нами, новым поколением творцов.

Сегодня мы представим воспоминания Варвары Ильиничны Щербиной,  в детстве пережившей войну.

Варваре Ильиничне 79 лет. Когда я спросила бабушку Варю, почему она плачет, ведь это же кино, а война была так давно, она, то вытирая слезы, то умолкая на время, рассказала свою историю.

В том году она собиралась пойти в первый класс — осенью восемь будет, а старшая сестричка Зина уже второй класс окончила. У Зины каникулы, в школу ходить не нужно, и на ней все деревенские хлопоты, она ведь старшая. Да и бабушка не лентяйничает: и Зине поможет, и за младшими присмотрит. Лида вон подросла, ей уже пять, и она помогает маме с Надюшкой, той ведь несколько месяцев. А вот за Петькой глаз да глаз нужен, ему ведь только два. А Маруся — шило маленькое, только что под ногами крутилась, и нет ее уже — не дозовешься, идешь и ищешь, а ведь четвертый год пошел, ну совсем не взрослеет. Вот таким было лето сорок первого.

Немцы с местным населением.

Отец, Илья Алексеевич, с утра до вечера в колхозе на тракторе. Бывало, за день набегавшись, и без него спать ложились — сено на зиму косит, а скоро и жатва.

На  здании   сельсовета громкоговоритель висел, на все село слышно, так и узнали: война.

Война…

— В тот день отец с работы пришел днем, быстро собрал мешок на дорогу, поел. Всех поцеловал. Маму обнял. Еще раз Надюшку поцеловал, сказал, что скоро вернется. Так с первым призывом и увезла их колхозная машина  в  район.  Мама  плакала, Надюшку к себе прижимала, и мы к маме прижимались, вслед машине махали, 3 вспоминает бабушка Варя. 3 Вот так, внучка, и началась война.

Косить пшеницу все село сгоняли, и маму, и нас с Зинкой, а Лида за старшую оставалась с маленькими Марусей, Петькой и Надюшкой.

—  Бабуль, а немцы вам продукты какие-то на зиму давали?

—  Какие там продукты, внученька? Нагайкой давали по спине за колосок пшеницы. Где ж ты в подоле что унесешь? Вот в поле колосочки3то прикопаем, а по ночам мы, подростки, тихонько ходили, выкапывали их да домой приносили, а что3то по полю еще и насобираешь. Осторожно нужно было собирать, чтобы немец или полицай не видел и не стрельнул.

Немцы в избе.

К соседям только огородами ходили: если через дорогу пойдешь, так немец стреляет. А как немец во двор зайдет, так сразу: «Мамка, млеко, яйка давай…» Курица, если бежит, так поймает, голову скрутит и заберет. А молоко надоишь 3 пробовать заставляет, а потом сам пьет.

—  Бабуль, а что же вы зимой ели? Ведь зима сорок первого суровой была:  вымерзли сады, вымерзли хлеба.

—   Да   все   ели,   веточек   вишни наломаем, чай заварим, душистый такой, а с сахарной свеклой, если ее запарить, очень вкусно. Хлеба мало было. Хлеб ели и из лебеды, и из клевера.  А  еще собирали картофелины,  оставшиеся  после зимы на огородах. Гнилой картофель сушили,  перетирали  и  пекли лепешки. А в сорок третьем сказали, что коров забирать будут. У нас были корова и телка. Зина и Лида вместе с соседскими детьми корову в лес угнали, а телка дома осталась. Немец с полицаем пришли коров забирать, полицай кричит, мать один сапог обула и нагнулась второй одевать, а полицай ее по спине плеткой. Так мать его вторым сапогом в морду… Немец не дал ему прикладом мать стукнуть, полицая из хаты во двор выгнал. Мать телке веревку на рог намотала, а я сзади прутиком подгоняю, так и отвели нашу телку. Обоих спрятать нельзя было — застрелили бы.

Когда возле соседней Золотоноши партизаны немцев постреляли, так немцы полсела там сожгли. Хаты крытые соломой были. Идет немец от хаты до хаты, факел в крышу сунул 3 и она загорелась. Страшно было. А когда партизаны возле села два мотоцикла перестреляли и семерых немцев убили, так все боялись, что село сожгут. Да наши скоро пришли, так село и целым осталось.

Немец в пустынной деревне.

Село наше, Комаровка, между Золотоношею и Смилой — это как раз где Корсунь3Шевченковская битва завершилась. Село несколько раз занимали то наши, то немцы. Мы у деда Тимофея во дворе в погребе прятались. Погреб глубокий был, а возле двери ведра с водой поставили, дверь завесили мокрым рядном, чтобы дым не проходил. Так дней десять в погребе и сидели, по ночам только старшие мальчики выходили посмотреть, кто село занял. А когда село полностью наши заняли и греметь перестало, то мы с матерью к себе пошли, за речку. Села не было: что сгорело, что разбомбили. И везде кони битые лежат, и солдатики вперемешку то наши, то немцы.

Через тела переступать нужно было, а то не пройдешь. Потом всех собирали, сначала наших в братскую могилу, потом рядом немцам захоронение сделали. А лошадей по полям так еще по весне воронье доклевывало 3 их в полях никто и не убирал. Хата наша целая осталась, снаряд через крышу попал и внутреннюю стену с печью развалил, а та печь, что готовить, целая осталась, лежанку только немного развалило. Зиму у деда Тимофея зимовали, а по весне потолок и крышу дед поправил, печь переложил. Я у него на подхвате была. Осенью сорок четвертого в школу пошли. Так нас, переростков, несколько первых классов было, кто старше, кто младше.

Потом война окончилась. А через год маму в сельсовет вызвали, часов в десять пошла, а вернулась около двух. Берегом реки идет, не плачет, а воет. Похоронка пришла: Илья Алексеевич Щербина пропал без вести при взятии Берлина. Года три после войны в село еще приходили похоронки. На нашей улице, в сотню дворов, один только контуженый дядька через год вернулся. Так нас шестерых мама, твоя прабабушка, без отца на ноги и поставила и никого в детдом не отдала, и с голоду никто не умер. Поэтому, внученька, я и не смотрю кино про войну, я той войны при жизни насмотрелась…
Фашисты угоняют русских женщин в Германию